– Счастливые люди живут без подозрений, – сказал я. – Им и так хорошо.
– Да, конечно, – согласился он. – Но, надеюсь, шеф, вы пошутили насчёт запрета общаться с «Алкомой»?
– Общаться можешь, – пояснил я, – но запрещаю вносить изменения в основные алгоритмы. И прослежу, знай.
– У нас что, военное положение?
– Уже во всем мире, – ответил я. – Не замечаешь?.. Что насчёт Худермана? Я слышал, в курилке он чуть ли не трибунала для всех нас требовал.
Он развёл руками.
– Этот гад свой. И с чувством чести, что невероятно для либерала. Спорит открыто, на сторону сведений не передаёт. Если восхочет навредить, сам тут взорвёт, но вражью силу на помощь звать не будет.
– Точно?
Он кивнул.
– Вообще-то я его заподозрил сразу, даже кое-что внедрил… Да, прямо в него, он и не заметил, это в сто раз мельче песчинки. И работает от тепла тела. Он свой, шеф!.. А когда упоминает нас, то говорит, что мы гении.
– А вдруг догадался о слежке?
Он покачал головой.
– Я бы заметил. Нет, он противник, но не враг. И работает у нас с удовольствием. Здесь ему комфортно. Никто не говорит о шашлыках, еду на столе не фоткают, чтобы размещать в сетях.
– Идейный противник хуже врага, – предостерёг я. – Идейные вообще люди хаоса.
Он взглянул на меня искоса.
– А мы какие?
– И не спрашивай, – ответил я. – Сам знаешь, человек – это звучит страшно.
– А мы не просто человеки, – ответил он со скромной гордостью Сатаны, – мы идём впереди! В густом тумане. И стреляем во всё, что шевельнётся.
– Потому и выжили, – подытожил я. – А неандерталы и денисовцы нет.
– Наверное, – предположил он, – демократию ввели? На раннем этапе опасна. Можно все хлебалом прощёлкать.
– Потому и не спешим, – ответил я. – Мы на фронте! В самом переднем окопе. Потому нам нельзя. А потом будет можно.
Он кивнул, я прочёл в его взгляде, что этого «потом» может и не быть, но если будет, на что надеемся, то будет такое вообще, что даже пытаться представлять не стоит, никакой фантазии не хватит.
Глава 3
Насколько понимаю, наш генетический код – это и есть квантовый код позиций протона, что может туннелировать или, говоря по-простому, перескакивать с одной позиции на другую. Протоны постоянно готовы к переходу в суперпозицию, что у них непрерывно и быстро, так что мутации в нашей генетике идут постоянно, хотя почти все вхолостую. Но «Алкома», похоже, взяла этот процесс под контроль.
Этим только и можно объяснить, что нечто во мне избавляется от возрастных болячек. Более того, старческий возраст как будто пошёл вспять, что невозможно, если не перестроить наши ДНК. Это прекрасно, я оптимист, но битый оптимист, потому такое внезапное и немотивированное щасте пугает тоже. Рядом со щастем, как поётся в песне, всегда ходит беда. А беда в беде не то, что беда, а что не ходит одна.
Так что да, в зеркало посматриваю с радостной тревогой, жизненный опыт научил, что за всё хорошее надо платить, а кто знает, что за плата потребуется, хотя часть платы то, что вожжи из моих рук ускользают, будто смазанные женским гелем для увлажнения кожи, и власть всё увереннее берет «Алкома». И пока ни к чему не придерёшься, действует в наших интересах в соответствии с нашими желаниями.
Сегодня Горпина с двумя аккумуляторами в руках так спешила к машинному залу, что чуть не подпрыгивала на бегу, но увидела меня в коридоре, остановилась, будто ударилась о стенку.
– Здравствуй, – сказал я вежливо, – что-то случилось?
– Сергей Антонович, – сказала она быстро-быстро, от спешки едва не проглатывая слова, – можно вопрос?
Я поморщился.
– Зачем такие прошловековые прелюдии, просто спрашивай.
Она понизила голос, даже украдкой посмотрела по сторонам:
– Каким кремом пользуетесь? Или тейпами?
– Ты чего? – переспросил я ошалело. – Откуда такие дикие идеи?
– Помолодели как-то весь, – объяснила она виновато. – И морщин почти не осталось, я про мелкие, глубокие только украшают, и цвет лица… Даже спина как у прусского генерала. Уже все замечают, а Блондинка на иголках вся, но спросить не решается. Нам бы тоже…
– Работа, – ответил я важно. – Много работаю. А кто работает, тому Бог даёт.
Она взглянула с укором.
– У вас какой-то протестантский бог, а наш православный говорит, что работа не волк…
– Скоро, – пообещал я, – скоро и у вас спины будут ровными, а сиськи крупнее. Обещаю!
Она быстро опустила взгляд на свою грудь, тут же посмотрела на меня смеющимися глазами.
– У меня как бы вполне, но помолодеть годков на десяток не отказалась бы. Ещё как бы не отказалась!
– Всё будет, – повторил я твёрдо. – Беги, а то аккумуляторы сядут.
Она послушно умчалась, я замедлил шаг, поглядывая на стену, где в блестящей поверхности отражается мой силуэт. В самом деле, даже горбатая спина выпрямляется, и шаг вроде бы шире и увереннее, тоже хорошие признаки.
Может быть, «Алкома» уловила, что раз я создал себе моложавого аватара, то это моё желание таким быть, потому осторожно меняет мой организм к такой норме?
Едва закрыл за собой дверь в кабинет, сказал быстро:
– Алиса, включи байму.
Её голос прозвучал мягко и мурлыкающе:
– Какую?
Я буркнул сердито:
– Брось свои шуточки! Существует только наша, а всё остальное – прошлый век.
– Слушаю, босс, – ответила она смиренно.
Пока на экране мелькают заставки, вступительный ролик на фиг, умостился в кресле поудобнее, валик под поясницу, второй под шею, ладонь на мышке, и когда высветился радостно золотой с пурпуром лес, я шагнул из-под роскошного дуба, где в прошлый раз оставил аватара, и с чувством свободы и облегчения огляделся.
Как же здорово и как здесь хорошо! Надеюсь, так себя почувствует каждый, кто зайдёт в байму. Это и массовость игроков, и добавочные инвестиции, и повышение рейтинга за счёт пальца вверх.
В байме только Лысенко, надо бы навестить, ещё двое из нашей команды, тусят в труднодоступных локациях, явно просматривают, что создала «Алкома», она ещё и художник-дизайнер, а вон ещё одна помигивающая точка ползёт за соседним хребтом и широкой рекой.
Я присмотрелся, сердце довольно тукнуло и вроде бы застучало чаще.
– Приятно, – пробормотал я, – посмотрим.
Через хребет перебираться часы, да и те с неимоверными трудностями, я воспользовался приёмом, который называется телепортацией, будет введён, если будет, в самом конце для высшего левла, когда освоят все остальные виды маунтов, от ослика и до боевых носорогов.
Она испуганно оглянулась, когда я возник за спиной, но когда узнала, радостно охнула:
– Ой!.. Как ты…
– Ветром, наверное, – предположил я.
Она посмотрела по сторонам.
– А здесь ветер бывает?
Надо учесть, мелькнула мысль, что-то о ветре забывают все, а вслух сказал бодро:
– Конечно! Просто сейчас безветрие. И мухи с комарами будут.
– Где ты научился подкрадываться так стелсно?
– В Высшей школе боевых искусств, – ответил я скромно. – Правда, не в этой байме. Как ты?
Она кивнула в сторону дорожки, что выводит из леса на зелёный простор.
– Если хочешь, пойдём вместе, у меня мало времени. Обеденный перерыв никогда не бывает длинным.
– Ого, – сказал я невольно, – вот на что ты его тратишь.
– Здесь здорово, – сообщила она, – мне хорошо. Ни на какие курорты не поеду, здесь отдых лучше.
Некоторое время бежали молча, деревья послушно уступают дорогу, а когда навстречу выскочила опушка, замедлили шаг, она всё чаще поглядывает на меня искоса, во взгляде интерес, вдруг поинтересовалась:
– Хочешь, скажу, о чём думаешь?
Я ответил с понятной настороженностью:
– Ну… скажи…
– Бот я или не бот, – сказала она с весёлым вызовом.
Я, как ни держал себя в руках, но всё же чуточку смешался, спросил с неловкостью:
– Почему так решила?
– Я тоже, – сообщила она, – смотрю на тебя и думаю, бот или нет? Вроде бы нет, как ты сказал, но кое-какие моменты очень даже намекивают.
